Глава 3. Ракета Р-7 — прорыв в космос

В первый год жизни на полигоне бетонка от «десятки» до нашей «двойки», далее до МИКа и стартовой площадки — «единички» — проходила по голой степи. Только слева, если ехать от станции Тюратам, пролегала такая же одинокая железнодорожная ветка, по которой ходили поезда, отвозившие утром офицеров на службу и вечером забиравшие их домой.

Постепенно степь застраивалась. Уже через два года по дороге к МИКу можно было шагать по пешеходным тротуарам, проложенным рядом с бетонкой. Жару чуть смягчали тени от тополей, высаженных вдоль дороги, и тонкие струйки орошения, спасавшие первые насаждения от неминуемой гибели.

В апреле 1991 года на празднествах по случаю тридцатилетия полета Гагарина этот путь я прошел с фотоаппаратом на правах гостя, ветерана и туриста. Я шел по тому же пути, что и тридцать четыре года назад, но это была дорога, где «все то и не то».

Степи, той самой, нестерпимо жаркой и обжигающе холодной, пыльной и цветущей тюльпанами степи Казахстана уже просто не было видно. Любоваться можно было только многочисленными служебными зданиями, ведомственными коттеджами и далекой панорамой грандиозных корпусов, построенных по программам Н-1, «Энергия» — «Буран» и многим другим. Только пожарное депо слева, казармы справа на пригорке и труба первой котельной в низинке у железной дороги остались нетронутыми и напоминали о таком далеком, трудном, но замечательном времени.

Когда в те первые годы я шел в МИК или возвращался усталый, чтобы перейти к «горизонтальным испытаниям» — так мы называли кратковременный отдых, — каждый встречный был мне товарищем, другом или, во всяком случае, единомышленником. Я был уверен, что здесь у меня нет врагов. Нечего и некого бояться, кроме «бобов» и «хомутов», которые подбросит очередная ракета. Но это был не страх, а смысл нашей деятельности. Мы все получали истинное удовольствие от поиска и раскрытия своих собственных ошибок. Когда готовили очередную ракету к пуску, она демонстрировала и вытворяла всегда новые непредвиденные капризы, но мы не горевали. Знали, что очередной «каприз» — не последний.

Дальше >>