|
Борода МахаРаз за разом Анохин набирал высоту 5 км, разгонялся до скорости, соответствующей 0,96 скорости звука, ощущал сильную тряску и, не рискуя продолжать разгон, возвращался на базу. Подозрение на флаттер не подтверждалось записью приборов: они фиксировали хотя и сильную, но устойчивую тряску, не имеющую тенденции к возрастанию. Набравшись терпения, из одного полетного листа в другой я записывал стереотипную фразу: произвести разгон до числа М=1. В случае возникновения тряски при подходе к числу М=0,96 разгон прекратить и возвращаться на аэродром. Храбрейший из храбрых, Сергей Анохин раз десять повторил одно и то же задание, так и не осмелившись перешагнуть этот «трясучий» режим полета. Отчаявшись «перейти Рубикон», я сообщил Яковлеву: — Самолет дальше не проходит, хотя тенденция к разгону еще есть. Натыкаемся на сильную тряску. По просьбе Яковлева из ЦАГИ к нам подъехал академик Сергей Алексеевич Христианович. — Вот тут, — показал он одно место на фюзеляже перед килем, — садится скачок уплотнения, а за ним возникает турбулентный пограничный слой. — Ну и что же мы должны делать, чтобы его отсюда прогнать? — Ничего вам с ним не сделать, это его право. С тем академик и уехал. Тогда я по своей инициативе отправился к заместителю начальника ЛИИ по научной части, известному ученому-аэродинамику Ивану Васильевичу Остославскому. Рассказав ему о наших затруднениях, я его спросил напрямик: — Иван Васильевич, где же у нас тут собака зарыта, что же все-таки трясет? — Милый человек, если бы мы знали, давно бы вам уже сказали об этом. — Иван Васильевич, так значит и вы не знаете? — Нет, конечно. |
|